Не навреди - Страница 23

На следующий день я посетил больницу неотложной помощи, расположившуюся в западной части города. Я объяснил, что хочу посмотреть, как лечат травмы, и мои сопровождающие согласились (пусть и с явной неохотой) отвезти меня туда. Мы приехали ближе к вечеру: над городом сгущался сумрак. Больница представляла собой десятиэтажное здание, рассчитанное на восемьсот коек. Она была построена всего десять лет назад, однако уже выглядела заброшенной. Мимо опустевших ветхих строений, на которые со свинцового неба падал снег, и исполинских труб непонятного назначения, которые, казалось, окружали любые советские здания, мы подошли ко входу в больницу. Сбоку от здания раскинулся большой, но запущенный открытый рынок – ряды потрепанных временем оцинкованных прилавков, на которых теснился унылый ассортимент, состоявший преимущественно из дешевой косметики и водки. Вокруг стояли обшарпанные «Лады», «Москвичи» и «Волги». Все выглядело серым, грязным и тусклым. Как я услышал позднее, нелегальный сбор арендной платы с несчастных торговцев являлся важной частью обязанностей главного врача, а также неплохим источником дополнительного дохода для чиновников городского управления здравоохранения.

С электричеством в больнице возникли проблемы, и большая ее часть была окутана кромешной тьмой. Все вокруг провоняло аммиаком: в больнице не осталось дезинфицирующих средств, и единственным, что можно было использовать для уборки, оказался аммиак. Здание выглядело практически безжизненным. Меня отвели в одну из темных операционных – просторную комнату с широким окном, вид из которого был словно после бомбежки. В сумрачном свете операционного окна я рассмотрел огромные сугробы на улице. Операция была в самом разгаре. Хирург «оперировал» мужчину, которого парализовало ниже шеи из-за несчастного случая, произошедшего несколькими годами ранее, – по крайней мере так мне сказали. На столе лежал ряд обшарпанных инструментов, которые выглядели так, будто их нашли на свалке. Пациент лежал на боку, частично укрытый старыми занавесками с выцветшим цветочным узором. Хирург вставил ему в позвоночник несколько огромных игл, через которые вводил в позвоночный канал холодный солевой раствор. Судя по всему, предполагалось, что данная процедура будет способствовать восстановлению спинного мозга. Аудитория встретила одобрительными вздохами рефлекторные подергивания ног пациента, вызванные действием солевого раствора: это было воспринято как очевидное доказательство того, что лечение помогает.

Когда я шел по особенно темному и унылому коридору, ко мне подбежал молодой человек, похожий на радостного спаниеля, – тот самый хирург, который на моих глазах только что «оперировал» парализованного человека.

– Это отделение нейрохирургии, – объявил он на ломаном английском. – У нас здесь три отделения неотложной нейрохирургии. Меня зовут Игорь Курилец, я заведующий отделением неотложной хирургии позвоночника.

Я настроился на длинное, скучное повествование. За недолгое время, проведенное в Киеве, я успел привыкнуть к нудным перечислениям названий отделений, количества коек и всевозможных достижений, которыми администрация любой больницы встречала незадачливых посетителей, надеясь тем самым убедить их, что в сфере неотложной нейрохирургии Украина ничуть не уступает другим странам, а то и превосходит их.

– Здесь все ужасно! – сказал он.

Игорь мне сразу понравился. Не считая академика Ромоданова, он оказался единственным врачом из всех встреченных мною во время первого визита в Киев, который открыто признавал, что текущее положение дел в украинской медицине – или по крайней мере в нейрохирургии – ужасно. Советский Союз не знал себе равных в производстве оружия и ракет, однако его успехи в области здравоохранения оставляли желать лучшего. Несмотря на наличие впечатляющих институтов с громкими названиями, в которых числились тысячи профессоров, на деле приходилось сталкиваться с плохо квалифицированными врачами и скудно оборудованными больницами, порой мало отличавшимися от тех, что открывались в странах третьего мира. Советский Союз, как любили говорить в былые времена, – это «Верхняя Вольта с ракетами» (Верхней Вольтой раньше называли Буркина-Фасо – на тот момент беднейшее государство Африканского континента). Большинство врачей, с которыми мне довелось познакомиться в Киеве, движимые причудливой смесью стыда, патриотизма, зависти и смущения, считали себя обязанными категорически отрицать очевидное и не очень жаловали таких людей, как Игорь, которым хватало смелости объявить, что король-то голый. Советская власть, никогда не поощрявшая критику, сделала все возможное, чтобы максимально изолировать своих граждан от остального цивилизованного мира. После распада Советского Союза править Украиной продолжили те же люди, что и прежде, но стране и ее жителям пришлось в одночасье столкнуться с внешним миром, равно как и с огромной пропастью, что образовалась между западной и восточно-европейской медициной.

Перед тем как покинуть Киев, я побывал на встрече в Министерстве здравоохранения. Один из чиновников с ничего не выражавшим багровым лицом – энный секретарь энного департамента – обошел стол и вручил мне визитку, где все его энные звания были скрупулезно перечислены. Я обратил внимание: чем более высокую должность занимал чиновник, тем больше у него имелось званий и должностей – чтобы перечислить их все, порой требовалось несколько визитных карточек. У этого чиновника была одна-единственная визитка, из чего я заключил, что он не такой уж важный.